Владимир
Филиппович Погорелый родился 6 мая 1941
года на Украине.
Получил
высшее образование. После службы в рядах
Советской Армии 39 лет жизни посвятил
атомной промышленности и энергетике.
Свою
трудовую деятельность В.Ф. Погорелый
начал в 1963 году на горно-химическом
комбинате «Красноярск-26». Работал
лаборантом, слесарем-ремонтником,
старшим техником-механиком. Но рамки
закрытого предприятия были узки для
него, и он решил перейти в большую атомную
энергетику.
В
1975 году Владимир Филиппович был направлен
на Армянскую атомную станцию. Здесь он
прошёл путь от мастера участка
транспортно-технологического оборудования
до заместителя начальника цеха. За
самоотверженный труд в период пуска
Армянской АЭС был отмечен благодарностью
и премией.
С
мая 1978 года В.Ф. Погорелый начал работать
на Южно-Украинской АЭС в должности
старшего мастера реакторного цеха,
затем стал начальником цеха централизованного
ремонта, заместителем главного инженера
по ремонту. 16 лет работы на атомной
станции – это непрерывный профессиональный
рост Владимира Филипповича, приобретение
организаторского опыта. С его участием
были построены и введены в эксплуатацию
два энергоблока.
С
марта 1994 года по декабрь 1998 года В.Ф.
Погорелый работал на Балаковской АЭС
в должности заместителя главного
инженера – начальника службы ремонта.
В эти годы Балаковская АЭС становится
лучшей АЭС России по технико-экономическим
показателям и соблюдению условий
радиационной и экологической безопасности.
Накопленный
опыт работы строительства, пуска и
эксплуатации энергоблоков атомных
станций Армении, Украины и России,
известность и профессиональный авторитет
в кругах специалистов выдвинули В.Ф.
Погорелого в ряды крупных руководителей
атомной энергетики.
В
декабре 1998 года В.Ф. Погорелый был
назначен директором строящейся Ростовской
АЭС. В сложной ситуации, в которой
находилась тогда Ростовская атомная
станция, как никогда проявился его
талант руководителя и организатора
производства. С помощью твердого
характера и жёсткой дисциплины в короткие
сроки был сформирован коллектив
высококвалифицированных кадров
эксплуатационников, строителей,
монтажников, наладчиков, которые сумели
за два года завершить строительно-монтажные
и пусконаладочные работы на первом
энергоблоке атомной станции, в марте
2001 года включить турбогенератор в Единую
энергосистему страны, а в сентябре
вывести энергоблок на начальную мощность.
Наряду
с производственными вопросами, В.Ф.
Погорелый уделял большое внимание
условиям труда, отдыха и быта работников
АЭС, развитию социальной сферы 30-км зоны
атомной станции, благотворительной
деятельности, духовной жизни общества,
возрождению православной церкви,
донского казачества.
В.Ф.
Погорелый был награждён медалью правящего
архиерея Пантелеймона, шашкой атамана
Всевеликого Войска Донского.
Умер
Погорелый Владимир Филиппович в 2002
году.
(информация
с сайта ГБУК
РО «Волгодонский эколого-исторический
музей»)
Хорошо помню,
с какими смешанными чувствами несколько
сотен человек оставшегося коллектива
РоАЭС встречали в августе-ноябре 1998-го
первые визиты будущего директора
станции. Я в то время уже год работал
режиссёром-постановщиком телепрограмм
телевизионной студии Информационного
Центра, которой мы с ребятами присвоили
название «АЭС-ТВ». Программа «Новости
Ростовской АЭС» в то время выходила в
эфир по средам и пятницам на всех трёх
городских телекомпаниях - «ВТВ» («9
канал»), СКТВ «Волгодонский Вестник» и
«АНК». Я с семьёй, как и многие мои
«товарищи по несчастью», жил в общежитии
дирекции РоАЭС на Курчатова, 26, на десятом
этаже. Как-то меня пригласил в гости
сосед и бывший коллега по цеху
централизованного ремонта Руслан
Сабаев, который жил этажом выше. Он за
чаем подробно рассказывал мне о тонкостях
приготовления, хранения и употребления
этого восточного напитка, и между делом,
когда мы обсуждали детали последнего
визита будущего директора со своей
свитой, Руслан, держа в руке кружку,
поднял глаза к потолку и задумчиво
произнёс: «Ох, как бы нам не погореть с
таким директором...» Я, зная несколько
больше, чем он, возразил: «Думаю, блок
он пустит — если согласится на
директорство, конечно. А вот что будет
дальше, не знаю. В любом случае на
ближайшие два года мы с тобой работой
и зарплатой будем обеспечены». В то
время пуск блока в соответствии с
«Программой
строительства АЭС России на 1998-2000 гг. и
на период до 2005 г.», подписанной тогдашним
премьер-министром Сергеем Кириенко
21-го июля 1998-го, был запланирован на
август 2000 г. Время показало справедливость
поговорки о том, что «человек предполагает,
а Бог располагает» - блок был подключён
к Единой энергетической системе страны
лишь спустя семь месяцев после истечения
контрольного срока — в марте 2001-го.
Два
последующих года, 1999-ый и 2000-ый, стали в
судьбе станции решающими. Закипела
реальная работа во всех цехах, отделах
и подразделениях — в реакторном и
турбинном цехах, в отделе ядерной
безопасности и надёжности (ОЯБиНе), в
моём бывшем ЦЦР, на базе оборудования,
откуда по построенной под руководством
заместителя директора по строительству
Александра Железнякова внутристанционной железной дороге тепловозы начали
доставлять платформы и спецвагоны с
крупногабаритными грузами от ж/д станции
«Атомная» к реакторным отделениям
первого и второго блоков, а также к
обще-вспомогательному корпусу (ОВК).
Все события тех двух лет сохранены в
видео архиве Информационного Центра,
и когда-нибудь станут поистине бесценным
материалом для Волгодонского
эколого-исторического музея, честно
упомянутого выше, для отдельной экспозиции
под названием «Ростовская АЭС.
Возрождение».
В
августе 1999-го мы с моим бессменным
оператором Рамилем Ибрагимовым снимали
торжественное собрание в ДК имени
Курчатова, посвящённое Дню строителя.
В центре целиком заполненного большого
зала среди многочисленных героев —
участников стройки выделялись два
человека. Это были Погорелый и Железняков.
Они были настоящими героями дня, вокруг
них в зале царило общее торжество и
ликование, и никто не мог даже предположить,
что чуть больше, чем через месяц на плечи
именно этих двоих ляжет тяжелейшая
психологическая и физическая ноша.
16-го
сентября 1999-го в 5 часов 57 минут утра
город потряс грохот взрыва, который был
слышен далеко за его пределами. Подробности
этого дня рассказаны мной в материале
«Это было недавно, это было давно...»,
посвящённом 15-ой годовщине теракта.
Потом были всеобщий ужас и страх, ночные
дежурства жильцов у костров возле
подъездов своих домов, казачьи и
добровольческие гражданские патрули
на улицах. Приближалась зима последнего
года ельцинской эпохи, в городской казне
было пусто как в кармане у нищего, и
тогдашний мэр Сергей Горбунов обратился
к руководству станции с мольбой о помощи.
Нужно было срочно придумать, куда
расселять людей, временно размещённых
в пионерлагерях, турбазах, санаториях
и гостиницах. На всё это были нужны
деньги, которые надо было откуда-то
взять. С этого момента и пошёл дьявольский
обратный отсчёт в судьбе двух лидеров
станции. Люди глубоко советской закалки,
они не могли делить пострадавших на
«своих» и «чужих», и взялись на свой
страх и риск спасать всех, не думая о
том, чем этот благородный человеческий
порыв может обернуться для них самих
через очень недолгое время.
Я
хорошо помню наши репортажи того времени
— о достройке и вводе в строй трёх
девятиэтажных «свечек» на Курчатова,
3, о прилёте Шойгу в качестве главы МЧС
и представителей мэра Москвы Лужкова,
следствием чего стало появление дома
напротив этих «свечек», метко прозванного
в народе «лужковским домом в кепке».
Потом мне с ребятами довелось работать
в ещё работавшем тогда аэропорту,
встречать самолёт с депутатами
Государственной Думы от КПРФ Светланой
Горячевой и её спутником, снимать их
встречу с народом во дворе бывшего дома
№ 35 по Октябрьскому шоссе и с местными
депутатами в здании гор администрации.
В
зале, где проходила встреча, кроме
журналисток и операторов местных
телекомпаний, была и камера областной
телекомпании «Дон-ТР». В столь
представительной компании, когда все
вопросы были уже заданы, ответы получены
и все уже собирались расходиться, я
поднял руку и после приглашающего кивка
Светланы Петровны встал и сказал:
«Уважаемая Светлана Петровна! Я
представляю телевизионную студию
атомной станции, мы работали на взрыве
в день теракта. У нас есть документальный
фильм о том, что там происходило. Для
того, чтобы вам с коллегой по партии
было проще ходатайствовать в Москве о
выделении 200 млн. рублей городу на
мероприятия по восстановлению повреждённых
объектов, пожалуйста, возьмите это»,
подошёл к ней и положил на стол заранее
изготовленную нашей командой видеокассету
с записью фильма «Взрыв. Хроника первого
дня». Она положила её в свою сумочку,
после чего столичные гости сели в
ожидавшую их чёрную иномарку и отбыли
в аэропорт.
Я
немного постоял на крыльце, успокоил
нервную дрожь и сам себе сказал «Миссия
выполнена!». Однако мой организм всего
через три месяца доказал мне, что, как
пел Высоцкий, «терпенью машины бывает
предел, и время его истекло». Бешеное
нервно-психическое напряжение в течение
трёх лет подряд, когда приходилось,
подобно Господу, быть «единым в трёх
лицах», работая журналистом, автором
сценария и диктором «Новостей...» за
одну зарплату, сыграло своё, в результате
чего я оказался на больничной койке, на
которой провёл девять долгих месяцев.
Благодаря поистине героическим усилиям
тогдашних врачей и медсестёр, их усилиям,
нацеленным на то, чтобы, как сказал моей
жене главврач Владимир Соколовский,
«вернуть этого парня на то место, откуда
я его получил», в августе первого года
III-го
тысячелетия я вновь прибыл на родную
станцию.
В
созданном по инициативе Владимира
Филипповича новом отделе психофизиологической
поддержки персонала меня тщательно
обследовали и признали годным к дальнейшей
работе. Правда, нахождение в больнице
изрядно подпортило мою внешность, и в
кадре меня заменили на Елену Шедько,
однако она читала текст, написанный
мной, и закадровый текст сюжетов остался
моим. Блок с 30.03.2001 г. находился в
опытно-промышленной эксплуатации (ОПЭ),
на конец декабря был намечен перевод в
промышленную эксплуатацию (ПЭ), и у меня
всё чаще появлялось недоброе предчувствие
относительно дальнейшей судьбы
руководивших достройкой и пуском людей
— директора и его зама по капитальному
строительству.
Став
случайным свидетелем в коридоре
четвёртого этажа АБК их разговора на
резко повышенных тонах, смысл которого
заключался в обвинении директором
своего зама в том, что тот его «подставил»,
последовавшим увольнением последнего,
быстрой смены руководства «Росэнергоатома»
и Минатома, я стал внимательнее наблюдать
за происходившим, искренне желая, чтобы
с Владимиром Филипповичем, которому я
и ещё два десятка «молодых» специалистов
обязаны покупкой квартир за счёт средств
станции, не случилось ничего плохого.
Однако
трагическая развязка наступила через
месяц после выхода первого и единственного
на последующие девять лет действующего
блока уже Волгодонской АЭС. В январе
2002-го Владимир Филиппович Погорелый
поехал в Москву, чтобы, как он, похоже,
полагал, получить заслуженную награду
за свою героическую работу на благо
жителей Волгодонска. Однако в вагоне
метро (да, да, он ехал в министерство на
метро!) ему позвонили и сказали, что
вместо награды он получит тюремный срок
за «нецелевое использование государственных
средств» в размере 400 млн. рублей.
Погорелый пытался объяснить, что
расплачивался с подрядчиками векселями
концерна, которые шли в зачёт расходов
всего по 10-25 процентов от номинала, что
он был вынужден оказывать городу заведомо
безвозвратную финансовую помощь по
ликвидации последствий теракта, что
его подталкивали некоторые ближайшие
сподвижники на организацию и проведение
помпезных мероприятий вроде I-ой
Всероссийской Спартакиады работников
АЭС, но на том конце положили трубку.
Когда через минуту телефон в кармане
его костюма зазвонил снова, реакции не
последовало — жизнь последнего романтика
советской атомной энергетики закончилась.
Сбылись
слова французского революционера Жоржа
Дантона, сказанные им перед казнью о
том, что «революция пожирает своих
детей», а также, что «мёртвые герои
никому не нужны». Увы, так оно в итоге и
получилось. На место ушедшему директору
Волгодонской АЭС пришёл новый. Но это
уже совсем другая история.