воскресенье, 13 марта 2022 г.

Жизнь и смерть Владимира Погорелого

Двадцать лет назад трагически оборвалась жизнь Владимира Филипповича Погорелого, вошедшего в историю российской атомной энергетики человеком, который руководил достройкой и пуском в эксплуатацию первого после Чернобыльской катастрофы атомного энергоблока. Этот материал написан мной с целью максимально полно отразить всю степень триумфа и последующей жизненной трагедии этой поистине незаурядной личности.

Владимир Филиппович Погорелый родился 6 мая 1941 года на Украине.

Получил высшее образование. После службы в рядах Советской Армии 39 лет жизни посвятил атомной промышленности и энергетике.

Свою трудовую деятельность В.Ф. Погорелый начал в 1963 году на горно-химическом комбинате «Красноярск-26». Работал лаборантом, слесарем-ремонтником, старшим техником-механиком. Но рамки закрытого предприятия были узки для него, и он решил перейти в большую атомную энергетику.

В 1975 году Владимир Филиппович был направлен на Армянскую атомную станцию. Здесь он прошёл путь от мастера участка транспортно-технологического оборудования до заместителя начальника цеха. За самоотверженный труд в период пуска Армянской АЭС был отмечен благодарностью и премией.

С мая 1978 года В.Ф. Погорелый начал работать на Южно-Украинской АЭС в должности старшего мастера реакторного цеха, затем стал начальником цеха централизованного ремонта, заместителем главного инженера по ремонту. 16 лет работы на атомной станции – это непрерывный профессиональный рост Владимира Филипповича, приобретение организаторского опыта. С его участием были построены и введены в эксплуатацию два энергоблока.

С марта 1994 года по декабрь 1998 года В.Ф. Погорелый работал на Балаковской АЭС в должности заместителя главного инженера – начальника службы ремонта. В эти годы Балаковская АЭС становится лучшей АЭС России по технико-экономическим показателям и соблюдению условий радиационной и экологической безопасности.

Накопленный опыт работы строительства, пуска и эксплуатации энергоблоков атомных станций Армении, Украины и России, известность и профессиональный авторитет в кругах специалистов выдвинули В.Ф. Погорелого в ряды крупных руководителей атомной энергетики.

В декабре 1998 года В.Ф. Погорелый был назначен директором строящейся Ростовской АЭС. В сложной ситуации, в которой находилась тогда Ростовская атомная станция, как никогда проявился его талант руководителя и организатора производства. С помощью твердого характера и жёсткой дисциплины в короткие сроки был сформирован коллектив высококвалифицированных кадров эксплуатационников, строителей, монтажников, наладчиков, которые сумели за два года завершить строительно-монтажные и пусконаладочные работы на первом энергоблоке атомной станции, в марте 2001 года включить турбогенератор в Единую энергосистему страны, а в сентябре вывести энергоблок на начальную мощность.

Наряду с производственными вопросами, В.Ф. Погорелый уделял большое внимание условиям труда, отдыха и быта работников АЭС, развитию социальной сферы 30-км зоны атомной станции, благотворительной деятельности, духовной жизни общества, возрождению православной церкви, донского казачества.

В.Ф. Погорелый был награждён медалью правящего архиерея Пантелеймона, шашкой атамана Всевеликого Войска Донского.

Умер Погорелый Владимир Филиппович в 2002 году.

(информация с сайта ГБУК РО «Волгодонский эколого-исторический музей»)

Хорошо помню, с какими смешанными чувствами несколько сотен человек оставшегося коллектива РоАЭС встречали в августе-ноябре 1998-го первые визиты будущего директора станции. Я в то время уже год работал режиссёром-постановщиком телепрограмм телевизионной студии Информационного Центра, которой мы с ребятами присвоили название «АЭС-ТВ». Программа «Новости Ростовской АЭС» в то время выходила в эфир по средам и пятницам на всех трёх городских телекомпаниях - «ВТВ» («9 канал»), СКТВ «Волгодонский Вестник» и «АНК». Я с семьёй, как и многие мои «товарищи по несчастью», жил в общежитии дирекции РоАЭС на Курчатова, 26, на десятом этаже. Как-то меня пригласил в гости сосед и бывший коллега по цеху централизованного ремонта Руслан Сабаев, который жил этажом выше. Он за чаем подробно рассказывал мне о тонкостях приготовления, хранения и употребления этого восточного напитка, и между делом, когда мы обсуждали детали последнего визита будущего директора со своей свитой, Руслан, держа в руке кружку, поднял глаза к потолку и задумчиво произнёс: «Ох, как бы нам не погореть с таким директором...» Я, зная несколько больше, чем он, возразил: «Думаю, блок он пустит — если согласится на директорство, конечно. А вот что будет дальше, не знаю. В любом случае на ближайшие два года мы с тобой работой и зарплатой будем обеспечены». В то время пуск блока в соответствии с «Программой строительства АЭС России на 1998-2000 гг. и на период до 2005 г.», подписанной тогдашним премьер-министром Сергеем Кириенко 21-го июля 1998-го, был запланирован на август 2000 г. Время показало справедливость поговорки о том, что «человек предполагает, а Бог располагает» - блок был подключён к Единой энергетической системе страны лишь спустя семь месяцев после истечения контрольного срока — в марте 2001-го.

Два последующих года, 1999-ый и 2000-ый, стали в судьбе станции решающими. Закипела реальная работа во всех цехах, отделах и подразделениях — в реакторном и турбинном цехах, в отделе ядерной безопасности и надёжности (ОЯБиНе), в моём бывшем ЦЦР, на базе оборудования, откуда по построенной под руководством заместителя директора по строительству Александра Железнякова внутристанционной железной дороге тепловозы начали доставлять платформы и спецвагоны с крупногабаритными грузами от ж/д станции «Атомная» к реакторным отделениям первого и второго блоков, а также к обще-вспомогательному корпусу (ОВК). Все события тех двух лет сохранены в видео архиве Информационного Центра, и когда-нибудь станут поистине бесценным материалом для Волгодонского эколого-исторического музея, честно упомянутого выше, для отдельной экспозиции под названием «Ростовская АЭС. Возрождение».

В августе 1999-го мы с моим бессменным оператором Рамилем Ибрагимовым снимали торжественное собрание в ДК имени Курчатова, посвящённое Дню строителя. В центре целиком заполненного большого зала среди многочисленных героев — участников стройки выделялись два человека. Это были Погорелый и Железняков. Они были настоящими героями дня, вокруг них в зале царило общее торжество и ликование, и никто не мог даже предположить, что чуть больше, чем через месяц на плечи именно этих двоих ляжет тяжелейшая психологическая и физическая ноша.

16-го сентября 1999-го в 5 часов 57 минут утра город потряс грохот взрыва, который был слышен далеко за его пределами. Подробности этого дня рассказаны мной в материале «Это было недавно, это было давно...», посвящённом 15-ой годовщине теракта. Потом были всеобщий ужас и страх, ночные дежурства жильцов у костров возле подъездов своих домов, казачьи и добровольческие гражданские патрули на улицах. Приближалась зима последнего года ельцинской эпохи, в городской казне было пусто как в кармане у нищего, и тогдашний мэр Сергей Горбунов обратился к руководству станции с мольбой о помощи. Нужно было срочно придумать, куда расселять людей, временно размещённых в пионерлагерях, турбазах, санаториях и гостиницах. На всё это были нужны деньги, которые надо было откуда-то взять. С этого момента и пошёл дьявольский обратный отсчёт в судьбе двух лидеров станции. Люди глубоко советской закалки, они не могли делить пострадавших на «своих» и «чужих», и взялись на свой страх и риск спасать всех, не думая о том, чем этот благородный человеческий порыв может обернуться для них самих через очень недолгое время.

Я хорошо помню наши репортажи того времени — о достройке и вводе в строй трёх девятиэтажных «свечек» на Курчатова, 3, о прилёте Шойгу в качестве главы МЧС и представителей мэра Москвы Лужкова, следствием чего стало появление дома напротив этих «свечек», метко прозванного в народе «лужковским домом в кепке». Потом мне с ребятами довелось работать в ещё работавшем тогда аэропорту, встречать самолёт с депутатами Государственной Думы от КПРФ Светланой Горячевой и её спутником, снимать их встречу с народом во дворе бывшего дома № 35 по Октябрьскому шоссе и с местными депутатами в здании гор администрации.

В зале, где проходила встреча, кроме журналисток и операторов местных телекомпаний, была и камера областной телекомпании «Дон-ТР». В столь представительной компании, когда все вопросы были уже заданы, ответы получены и все уже собирались расходиться, я поднял руку и после приглашающего кивка Светланы Петровны встал и сказал: «Уважаемая Светлана Петровна! Я представляю телевизионную студию атомной станции, мы работали на взрыве в день теракта. У нас есть документальный фильм о том, что там происходило. Для того, чтобы вам с коллегой по партии было проще ходатайствовать в Москве о выделении 200 млн. рублей городу на мероприятия по восстановлению повреждённых объектов, пожалуйста, возьмите это», подошёл к ней и положил на стол заранее изготовленную нашей командой видеокассету с записью фильма «Взрыв. Хроника первого дня». Она положила её в свою сумочку, после чего столичные гости сели в ожидавшую их чёрную иномарку и отбыли в аэропорт.

Я немного постоял на крыльце, успокоил нервную дрожь и сам себе сказал «Миссия выполнена!». Однако мой организм всего через три месяца доказал мне, что, как пел Высоцкий, «терпенью машины бывает предел, и время его истекло». Бешеное нервно-психическое напряжение в течение трёх лет подряд, когда приходилось, подобно Господу, быть «единым в трёх лицах», работая журналистом, автором сценария и диктором «Новостей...» за одну зарплату, сыграло своё, в результате чего я оказался на больничной койке, на которой провёл девять долгих месяцев. Благодаря поистине героическим усилиям тогдашних врачей и медсестёр, их усилиям, нацеленным на то, чтобы, как сказал моей жене главврач Владимир Соколовский, «вернуть этого парня на то место, откуда я его получил», в августе первого года III-го тысячелетия я вновь прибыл на родную станцию.

В созданном по инициативе Владимира Филипповича новом отделе психофизиологической поддержки персонала меня тщательно обследовали и признали годным к дальнейшей работе. Правда, нахождение в больнице изрядно подпортило мою внешность, и в кадре меня заменили на Елену Шедько, однако она читала текст, написанный мной, и закадровый текст сюжетов остался моим. Блок с 30.03.2001 г. находился в опытно-промышленной эксплуатации (ОПЭ), на конец декабря был намечен перевод в промышленную эксплуатацию (ПЭ), и у меня всё чаще появлялось недоброе предчувствие относительно дальнейшей судьбы руководивших достройкой и пуском людей — директора и его зама по капитальному строительству.

Став случайным свидетелем в коридоре четвёртого этажа АБК их разговора на резко повышенных тонах, смысл которого заключался в обвинении директором своего зама в том, что тот его «подставил», последовавшим увольнением последнего, быстрой смены руководства «Росэнергоатома» и Минатома, я стал внимательнее наблюдать за происходившим, искренне желая, чтобы с Владимиром Филипповичем, которому я и ещё два десятка «молодых» специалистов обязаны покупкой квартир за счёт средств станции, не случилось ничего плохого.

Однако трагическая развязка наступила через месяц после выхода первого и единственного на последующие девять лет действующего блока уже Волгодонской АЭС. В январе 2002-го Владимир Филиппович Погорелый поехал в Москву, чтобы, как он, похоже, полагал, получить заслуженную награду за свою героическую работу на благо жителей Волгодонска. Однако в вагоне метро (да, да, он ехал в министерство на метро!) ему позвонили и сказали, что вместо награды он получит тюремный срок за «нецелевое использование государственных средств» в размере 400 млн. рублей. Погорелый пытался объяснить, что расплачивался с подрядчиками векселями концерна, которые шли в зачёт расходов всего по 10-25 процентов от номинала, что он был вынужден оказывать городу заведомо безвозвратную финансовую помощь по ликвидации последствий теракта, что его подталкивали некоторые ближайшие сподвижники на организацию и проведение помпезных мероприятий вроде I-ой Всероссийской Спартакиады работников АЭС, но на том конце положили трубку. Когда через минуту телефон в кармане его костюма зазвонил снова, реакции не последовало — жизнь последнего романтика советской атомной энергетики закончилась.

Сбылись слова французского революционера Жоржа Дантона, сказанные им перед казнью о том, что «революция пожирает своих детей», а также, что «мёртвые герои никому не нужны». Увы, так оно в итоге и получилось. На место ушедшему директору Волгодонской АЭС пришёл новый. Но это уже совсем другая история.



Комментариев нет:

Отправить комментарий