30-го марта с.г. у
Ростовской АЭС юбилей. Полтора десятка лет назад после десятилетнего простоя
станция была достроена и пущена в эксплуатацию. Многие ветераны РоАЭС и сейчас
хорошо помнят этот день. Перед этим было решение областного парламента о
прекращении строительства (август 1990-го), начавшаяся в 1993-ем консервация
оборудования, решение тогдашнего главы города Сергея Горбунова в интересах
Волгодонска договариваться с «Росэнергоатомом» об условиях достройки и пуска первого
энергоблока (осень 1997-го). И вот, наконец, свершилось. 30-го марта 2001-го
первый блок Ростовской АЭС был подключен к Единой энергосистеме России. РоАЭС
стала юбилейной, 10-ой действующей атомной станцией России. С чем автор и
поздравляет как нынешних, так и бывших её работников. С юбилеем вас, коллеги!
Перед Вами - личный блог Виктора Еженкова, одного из самых скандальных журналистов "лихих" 90-х. События на и вокруг Ростовской АЭС, собственные материалы из жизни Волгодонска, журналистские расследования громких событий - Вы найдете здесь всё. Если материалы покажутся Вам интересными - присоединяйтесь к сайту. Заранее спасибо. Итак, добро пожаловать, читатель!
четверг, 31 марта 2016 г.
пятница, 18 марта 2016 г.
Крутой маршрут
15-летию
пуска Ростовской АЭС посвящается
Бывают
люди, о которых не хочется, но в силу разных причин приходится писать.
Встречаются и такие, кто очень хочет, чтобы о них писали, причём писали хорошо.
Однако есть сравнительно небольшая группа людей, о которой реально хочется
написать. Об одном из таких и пойдёт речь ниже.
1999-ый
год. На Ростовской АЭС полным ходом идёт подготовка к пуску первого
энергоблока. Впервые за долгих восемь лет люди, работающие на станции,
почувствовали востребованность своей работы и делали её с небывалым доселе
энтузиазмом. В таких случаях многое, если не всё, зависит от чёткой и слаженной
работы группы главного инженера. Нет,
номинально станцией руководит, конечно, директор, но его работа тесно увязана с
работой службы «главинжа». И оттого, насколько тесна эта связь, зависят и
сроки, и качество общей работы.
Вот
тогда, в далёком теперь уже 1999-ом, на одной из еженедельных планёрок
руководства АЭС, я сразу обратил внимание на нового заместителя главного
инженера по эксплуатации с простой русской фамилией Петров. Обратил потому, что
вся его внешность располагала к общению, а речь была чёткой и лаконичной. Все
понимали, что пустить блок в августе 2000-го, как это было запланировано
«Программой развития атомной энергетики России», подписанной тогдашним
премьером Сергеем Кириенко летом 1998-го, реально невозможно. Кто-то пытался
свалить отставание от графика на смежников, кто-то – на подрядчиков, и только
Андрей Ювенальевич рискнул убедительно, с фактами в руках, объяснить тогдашним
концерновским руководителям, что быстро
хорошо не бывает. Естественно, это вызвало неудовольствие высокого руководства,
но в душе я Андрея Ювенальевича по-человечески понял, - ему же потом и отвечать
за сделанные в спешке ошибки…
Прошло
чуть больше полутора лет, и на станции готовились к торжественному событию –
выработке 10 млрд. киловатт-часов с момента пуска. Пока ныне уже бывший
директор РоАЭС принимал поздравления и обнимался с главами районов, мы с
оператором зашли в кабинет «главного». «Что от меня требуется?» - почти по
свойски спросил он. «Запросите начальника смены блока, пусть он Вам доложит по
громкой связи, а мы запишем» - ответил я, немного удивившись собственной
наглости. «Хорошо», - согласился Андрей Ювенальевич. Мы подготовились к съёмке,
прекрасно понимая, что второго дубля у нас уже не будет. Слава Богу, техника не
подвела, и всё закончилось благополучно…
Одно
из последних моих впечатлений о Петрове относится примерно к осени 2003-го. С
каждой понедельничной общестанционной планёрки удавалось принести какой-то
позитив, - как говорил Жванецкий, «задута третья домна, пущен четвёртый
энергоагрегат – кто знает, сколько их там всего, когда начнут, когда
закончат?». Но в тот раз всё было иначе. Руководители служб, цехов и отделов
жаловались на непомерные нагрузки у своего персонала, частые больничные, и это
накануне очередного планово-предупредительного ремонта, требующего
колоссального напряжения всех сил организма. Результаты директорской
«оптимизации» персонала были налицо. И каково же было моё изумление, когда для
«нарезки» я не смог взять ни одной фразы, которую не стыдно было бы показать
широкой телевизионной аудитории. В результате сюжет о планёрке впервые в моей
практике пошёл только с закадровым журналистским текстом. Только спустя
некоторое время до меня дошло, КАКУЮ «выволочку» от своего шефа получил
«главный», чтобы быть вынужденным говорить своим подчинённым подобные гадости…
Затем
наши дороги разошлись. В 2006-ом году Андрей Ювенальевич возглавил одну из
самых передовых в плане безопасности Смоленскую атомную электростанцию и
успешно проработал на ней девять лет, наглядно доказав, что и реакторы
РБМК-1000 (так называемые «чернобыльские») при грамотной эксплуатации могут
быть безопасными и экологически чистыми.
Слава Богу, за прошедшие
годы ситуация в атомной энергетике России и на самой Ростовской АЭС качественно
изменилась. Андрей Ювенальевич Петров с сентября прошлого года возглавил
концерн «Росэнергоатом», директором на РоАЭС вот уже больше трёх лет умный и
харизматичный Андрей Александрович Сальников (как и Петров, начинавший на РоАЭС
с должности заместителя главного инженера по эксплуатации), к ветеранам АЭС
времён «лихих 1990-х» по-настоящему тёплое и человеческое отношение. Дожил,
слава Богу…
среда, 16 марта 2016 г.
«Чернобыль-на-Дону»: старый миф и современная реальность
В далёком теперь уже 1988-ом году созданное в разгар
горбачёвской «гласности» и «перестройки» общественное движение «Зелёная Волна»
для поднятия своей значимости в глазах населения объявило «крестовый поход» в
защиту экологии родного края. Первой жертвой «общественного
негодования» был выбран Волгодонский химзавод. Однако тамошние умные головы сумели
«перевести стрелки» направляемого «зелёными» активистами «народного гнева» на
гораздо более перспективный для протестов объект – строящуюся Ростовскую АЭС. Вот тогда-то и родилась живущая по сей день
«страшилка» о неизбежности превращения Волгодонска и окрестных городов в
«мёртвую зону» в случае пуска атомной станции.
Живучесть и популярность этой «страшилки» объясняется просто: всему живому
свойственно бояться непонятного. Так звери боятся огня, первобытные люди
боялись молний и грома, а современные homo sapiens панически боятся радиации. У
этого страха есть вполне объективные причины: у человека нет органа чувств,
способного обнаружить смертоносное излучение или его приближение. Даже
надвигающееся землетрясение можно предсказать по тревожному поведению домашних
животных или по отплывающим подальше от берега медузам и дельфинам. Радиация же
приближается невидимо, беззвучно, и также невидимо и беззвучно убивает, — вот
почему страх человека перед ней даже в XXI веке остаётся паническим. Однако
насколько обоснованы опасения о возможности повторения Чернобыля или Фукусимы
на бывшей когда-то Волгодонской, а ныне – Ростовской АЭС?
Отвечу не как работник, пусть и бывший, этой ныне могущественной организации, а
как инженер-физик ещё советской высшей технической школы: масштабы максимально возможной
ядерно-радиационной аварии на РоАЭС очень сильно преувеличены.
Почему? Постараюсь объяснить это предельно коротко и понятно.
Итак, в каком же случае нештатная ситуация на атомном энергоблоке превращается
в аварию, а авария – в катастрофу? Накопленный мировой опыт эксплуатации АЭС
однозначно показывает: это случается при 1) потере реактором воды
и 2) неадекватных действиях управляющего ядерной
установкой персонала. Реактор не стеклянный, уровень воды в нём
можно определить лишь косвенно, на основании показаний датчиков, а они могут
выйти из строя или давать неверные показания (см.фильм «Китайский синдром»,
США, 1979). Определить это может лишь опытный оператор, хорошо знающий физику
реактора; обычный же инженер-техник, действующий по инструкции, может своими
действиями лишь усугубить и без того критическую ситуацию, превратив аварию в
катастрофу.
Советский проект двухконтурного
атомного реактора типа ВВЭР (по международной классификации PWR — «реактор с
водой под давлением») по своей физике выгодно отличается от своих одноконтурных «собратьев» —
советского РБМК («реактор большой мощности канальный»; в России ими оснащены
Ленинградская, Смоленская и Курская АЭС) и западного BWR («реактор с кипящей
водой»).
Во-первых, в реакторе типа ВВЭР (PWR) при потере воды ядерная реакция автоматически
прекращается; тепловая энергия продолжает выделяться лишь за
счёт остаточного тепловыделения, которое со временем ослабевает. Это
обусловлено тем, что вода здесь выступает одновременно в двух ипостасях – не
только как теплоноситель, но и как замедлитель нейтронов, вызывающих ядерную
реакцию. Нет замедлителя – нет ядерной реакции: «быстрые» нейтроны просто
покидают активную зону и поглощаются окружающей реактор железобетонной
герметичной оболочкой. Эта оболочка, более чем метровой толщины, выполняемая из
сверхпрочного железобетона, дополнительно стянутая многочисленными прочными
стальными тросами толщиной в руку, способна выдержать внутреннее давление,
превышающее то, что может возникнуть при полном испарении воды в первом,
радиоактивном, контуре реактора. То есть, при
разгерметизации реактора весь образовавшийся радиоактивный пар и инертные газы
(радон, ксенон и т.п.) будут удерживаться внутри
окружающей реактор гермооболочки, просачиваясь наружу лишь
через немногочисленные проектные неплотности (места входа-выхода трубопроводов,
кабелей и т.п.). Это – так называемые внутренние барьеры безопасности (т.е.
заложенные в саму конструкцию реакторной установки), повлиять на работу которых
обслуживающий персонал не может.
Главным же внешним барьером безопасности, предотвращающим ошибочные действия
персонала, является базовый принцип построения всей системы управления
реактором, который носит условное название «защита от дурака». Этот принцип, в
свою очередь, так же условно, подразделяется ещё на два вида: «за пультом –
обезьяна» и «за пультом – террорист». Объединяет их то, что при совершении
более чем трёх подряд действий, не предусмотренных регламентом управления
реактором, автоматически срабатывает его аварийная защита (АЗ), после чего,
независимо от оператора, реактор сам себя глушит и включает систему охлаждения.
Последующее выведение его на мощность принципиально возможно не раньше, чем
через трое суток, которых вполне достаточно для определения причины
срабатывания АЗ и её устранения.
Теперь – коротко о Чернобыле и Фукусиме. Обе катастрофы произошли на т.н. одноконтурных реакторных
установках, в которых водяной пар, вращающий турбину, поступает на неё
непосредственно из реактора. При разуплотнении такой
установки весь радиоактивный пар и инертные газы прямиком попадают в атмосферу
и разносятся ветром на огромные расстояния, совершенно непредсказуемо заражая
окружающую местность. Вдобавок, реактор на Чернобыле не имел
прочного стального корпуса, а бетонная радиационная защита была легко разрушена
тепловым взрывом и последующей ударной волной высокотемпературного пара, на
которые конструкция реактора была совершенно не рассчитана. Кроме этого, в т.н.
«чернобыльском» реакторе вода выполняет только роль теплоносителя; замедлителем
нейтронов, вызывающих цепную реакцию, является твёрдый графит, остающийся
внутри корпуса реактора после потери воды и обеспечивающий продолжение ядерной реакции без охлаждения.
В результате на ЧАЭС реактор нагрелся до сверхвысокой температуры, сотни тонн
графита, из которых был сложен его корпус, загорелись и полностью выгорали в
течение недели. Эффект был подобен извержению мощного рукотворного вулкана,
взметающегося на несколько километров ввысь и разбрасывающего радиацию с ветром
и осадками на многие сотни, а порой и тысячи километров вокруг себя. Что касается
событий на японской АЭС «Фукусима», то там масштабы катастрофы были обусловлены
не только конструкцией реактора, но и т.н. «человеческим фактором»: вначале –
ошибочными действиями персонала после неверной оценки причин возникновения
исходного ЧП, затем – развитием ситуации по «принципу домино» из-за того, что
энергоблоки японских АЭС являются частными (АЭС «Фукусима» принадлежит компании
ТЕРСО - Tokyo Electric Power Company) и, в целях экономии средств на
сооружение, имеют много общих друг с другом технологических контуров и систем
безопасности (грубо говоря, «один парашют на двоих»). Вдобавок к этому волна
цунами вывела из строя трансформаторы резервного питания, лишив персонал
возможности какого-либо влияния на ситуацию.
Таким образом, разговоры о возможности ядерной катастрофы на Ростовской АЭС и
на ей подобных, сильно преувеличивают масштаб опасности. Даже если произойдёт
т.н. максимальная запроектная авария (внезапный полный разрыв первого контура и
одновременный отказ всех трёх каналов срабатывания системы аварийного
охлаждения реактора – электрического, гидравлического и ручного), то даже в
этом, практически невероятном, случае и при неблагоприятном направлении ветра
(северо-восточном и восточном) возможно кратковременное
повышение радиационного фона до величины, опасной для здоровья только детей и беременных женщин,
проживающих в некоторых районах новой части Волгодонска. Это касается, в
основном, кварталов В-17, В-16, В-У и, в меньшей степени, В-6, В-7, В-8 и В-9.
Насколько готовы к такому развитию событий местные власти, управление ГО и ЧС,
а также соответствующие структуры на самой РоАЭС к подобной ситуации – уже
другой вопрос. По моим данным, готовы, и весьма неплохо.
Между тем,
радиационная опасность для жителей Ростовской области, в том числе и для
Волгодонска, существует. Однако она исходит не от Ростовской АЭС, а от АЭС
Украины. Нынешняя киевская власть пытается с их помощью убить двух зайцев, -
выбить деньги «на повышение безопасности» из Европы, а заодно и отказаться от
поставок российского ядерного топлива, заменив его американским. В то время,
как ситуация на Украине становится всё менее предсказуемой и всё более
антироссийской, многие из её (Украины) соседей проявляют серьёзное беспокойство
по отношению к украинским АЭС. Это
неудивительно – ведь именно на Украине в апреле 1986-го произошла первая в
истории человечества глобальная ядерно-радиационная катастрофа планетарного
масштаба. Под давлением США и некоторых западноевропейских стран, и на их
деньги, украинские власти закрыли Чернобыльскую АЭС. Однако нынешняя киевская
власть, в распоряжении которой оказались 15 ядерных реакторов на четырёх
украинских АЭС, вполне может их использовать для очередного ядерного шантажа
Европы с целью получить новые миллиарды долларов и евро в качестве материальной
компенсации за последствия ограничения либо полного отказа от «мирного атома»
на своей территории. А плата за ядерный шантаж может оказаться весьма
немаленькой. Работы по сооружению объекта «Укрытие» на 4-ом блоке ЧАЭС
закончены, его сооружение обошлось в 980 млн. евро. Программа по гарантированному
обеспечению ядерной безопасности остальных трёх блоков рассчитана до 2028-го
года, и оценивается специалистами примерно в 20 млрд. евро. И вряд ли Украина
собирается выполнять эту работу за свой счёт и силами своих специалистов,
которых у неё практически нет. Повторюсь: с точки зрения физики реакторов, никакого «второго
Чернобыля» на украинских атомных реакторах сегодня быть не может. Они, все до
единого, относятся к установкам типа ВВЭР (PWR) электрической мощностью в 440 и
1000 МВт, разработанным и сооружённым ещё во времена СССР. Чернобыльская АЭС
имени Ленина с четырьмя блоками типа РБМК-1000 (реактор большой мощности
канальный) была единственным и трагическим исключением из этого правила. При
потере воды в реакторе типа РБМК процесс деления урана продолжается, т.к.
функции замедлителя и теплоносителя разделены. У реакторов типа ВВЭР (PWR)
функции замедлителя и одновременно теплоносителя выполняет вода, и при её
отсутствии в реакторе цепная реакция «глохнет». Остаётся лишь остаточное
тепловыделение на уровне примерно 4-х проц. от номинальной тепловой мощности,
которое сможет, как максимум, расплавить тепловыделяющие сборки (ТВС) и
проплавить дыру в днище реактора. Однако дальше гермооболочки реакторного
отделения расплав не пройдёт, — она является третьим, и самым серьёзным
барьером на пути распространения радиации в окружающую среду. Так что же, украинские
АЭС сегодня безопасны? Нет. Помимо чисто физического, существует ещё и
человеческий фактор. Всё, что можно было приватизировать, украинские олигархи
давно приватизировали. Государству принадлежат лишь АЭС и железные дороги, и
те, и другие влачат жалкое существование. Оперативный персонал атомных станций
Украины получает копейки, охрана атомных объектов также оставляет желать
лучшего. Для того, чтобы взять сегодня под свой контроль украинскую АЭС, вполне
достаточно иметь хорошо обученный и вооружённый отряд из 25-30 человек. Такие
«коммандос» есть практически у всех украинских олигархов, а также у лидера
«Правого сектора» Яроша. Выложив кадры захвата в Интернете, можно шантажировать
кого угодно и на какие угодно суммы денег. Пока до такого ещё не дошло, однако
это вполне может случиться в самом ближайшем будущем. И перед таким будущим
померкнут все неприятности, связанные с планом Киева заменить всё российское
топливо для своих АЭС на американское. Заменить, игнорируя предупреждение о
том, что урановые сборки от Westinghouse не рассчитаны на эксплуатацию в
советских ВВЭРах – они (ТВС) деформируются, трескаются и увеличиваются в
диаметре («распухают»), создавая проблемы с их извлечением из реактора при
очередной перегрузке топлива. Такое уже было на венгерской АЭС «Пакш», чешской
АЭС «Темелин» и на Южно-Украинской АЭС в 2012-ом году. Однако безопасность украинских АЭС новые киевские власти, ничтоже
сумняшеся, приносят в жертву «незалежности» от России и «диверсификации»
поставщиков ядерного топлива. Как и в случае с южно-африканскими поставками
угля для украинских тепловых электростанций, американское ядерное топливо для
АЭС и хуже российского по качеству, и дороже. Но, как говорится в популярном
анекдоте, «при чём тут борщ, когда такие дела на кухне!». Мне почему-то совсем
не смешно…
Волгодонская психиатрия умирает, или "скользкая тема"
Волгодонская
психиатрия умирает. Говорю об этом ответственно как пациент с пятнадцатилетним
стажем. Первое моё знакомство с Волгодонским стационаром круглосуточного
пребывания датировано ноябрём 2000-го года, когда я попал туда с тяжёлым
психиатрическим расстройством. Дала себя знать непомерная психическая нагрузка,
а точнее три работы за одну зарплату: журналиста, автора сценария и диктора
известной в то время телевизионной программы «Новости Ростовской АЭС». Уже
тогда стационар по ул. Химиков, 14 имел весьма непрезентабельный вид.
Более-менее достойно выглядел второй этаж, куда переводили начавших
выздоравливать, - почти стометровый коридор с просторным холлом посередине,
телевизор, человеческое отношение персонала всех уровней от главврача до
нянечек. Бельё менялось каждые 10 дней, верхняя одежда хранилась здесь же,
аккуратно рассортированная и подписанная. В то время у некоторых пациентов уже
появились сотовые телефоны, иметь которые разрешалось, для их зарядки в
сестринской был выделен отдельный столик и розетка с тройником. На первом этаже
всё было несколько хуже и мрачнее, - больше многонаселённых палат, меньше места
для пеших прогулок, более строгий персонал, тут же и душевая, и столовая, но в
случае крайней необходимости по записке медсестры «позвонить разрешается» можно
было из сестринской позвонить родным со стационарного телефона. Врачи и
медсёстры обращались к больным по именам, таблетки сортировались в отдельные
подписанные одноразовые пакеты. Женские палаты находились рядом с мужскими,
общение с противоположным полом запрещалось только в палатах, дабы избежать
сексуальных контактов. Стационар обслуживал более 800 пациентов в год из
Волгодонска и семи прилегающих районов, то есть весь «восточный куст»
Ростовской области.
В
самой психиатрической больнице на Степной тоже всё было путём: три психиатра с
многолетним стажем работы, практически никаких очередей, бесплатные лекарства с
трёх-четырёхзначными ценами выписывали без проблем, зная, что в прикреплённой
аптеке они есть практически всегда и в достаточном количестве. Казалось, так
будет всегда. Но, увы, ничто не вечно под луной. В стране началась тотальная
«оптимизация» всего и вся, не минула чаша сия и психиатрии. Нет, то, что со
Степной, 191 главный офис переехал на Горького, 161а, в бывший детский садик
«Ёлочка», было однозначно правильно, - вся городская психиатрия на Горького
просто не помещалась. Но это был первый и последний «плюс». Дефицит
квалифицированных кадров, как и во всей отечественной «замкадной» медицине, дал
себя знать довольно быстро. Сначала умер один очень грамотный психиатр, потом,
через несколько лет, второй, проработав несколько лет, уволился третий. Затем,
в 2012-ом, буквально треснувшее пополам здание круглосуточного стационара было
признано опасным для пациентов и закрыто. Персонал перевели в срочно созданный
дневной диспансер №2, разместив его в той же «Ёлочке». На ежедневном приёме
сегодня работают полтора психиатра: один обслуживает весь город, другой ведёт
только свой участок. Чтобы гарантированно попасть на приём, многие пациенты
занимают очередь за два-три часа до его начала. Однако это не гарантия
посещения: многие приходят на приём к психиатру как к психоаналитику, по 30-40
минут жалуясь на жизнь, а тут ещё и приходящие за справками для работы,
вождения автомобиля, на хранение оружия и тому подобное. Очередь живая,
периодически сбивающаяся, длящаяся по 2-3 часа, крики на пытающихся пройти в
обход очереди… В общем, дурдом в прямом и переносном смысле слова. Но и это ещё
далеко не всё.
В
работе двух дневных (приходящих) стационаров тоже хватает маразма. Каждый из
них способен обслуживать одновременно примерно по 50 человек. Желающих,
естественно, намного больше, однако главврачам этих стационаров сверху
спускается план (!!!) по количеству принятых больных, и за превышение этого
плана главврачей наказывают (!!!). С лекарственными препаратами полная беда, и
большинству пациентов приходится покупать их за свой счёт. Перечень бесплатных
препаратов в прошлом году был сокращён почти на полтора десятка наименований,
среди которых среди прочих оказались пантогам (средство для поддержания памяти)
и карбонат лития (средство для подавления агрессивности). Оплата труда врачей,
медсестёр и санитарок смешнее миниатюр Задорнова, забюрократизированность
работы жуткая, работают они фактически на голом энтузиазме и от осознания того,
что идти им просто некуда. Некоторое время назад пытались писать письмо
Президенту. Окончилось всё тем, что это письмо переправили в областной Минздрав,
откуда пришёл ответ, что в Волгодонске с психиатрией всё очень хорошо: работают
два дневных стационара, ведётся поиск медучреждения, в котором будет 10 мест, а
наиболее тяжёлых больных примет известная на всю область Новочеркасская психбольница.
Скажу
сразу: лечиться в Новочеркасске всё равно, что пытаться жить в автобусе в час
пик. Если местные больные ещё выбирают, в каком корпусе им лечиться, то у
жителей нашего города такого выбора нет. Все волгодонские мужчины попадают на
«пятёрку» - 5-ый корпус без вариантов. Автор этих строк после закрытия нашего
круглосуточного стационара имел сомнительную честь побывать там трижды. Летом –
немилосердно жарко, зимой – столь же невыносимо холодно. Общая площадь
помещения (около двухсот квадратных метров) разделена пополам. В одной половине
расположены десять палат, в другой половине – столовая и телевизор, который
включают только вечером. В палатах нет личных тумбочек, вся одежда и
большинство личных вещей хранятся в общем складе (зачем, если доступа к ним всё
равно нет?) «навалом и россыпью». Предметы личной гигиены, майку, трико и
мочалку приходилось хранить в отдельном пакете под кроватью или под подушкой,
пряча при очередном обходе. Из летней поездки особо запомнилось, как почти в
сорокоградусную жару в палатах решили сделать так называемый «косметический
ремонт», суть которого сводилась к покраске стен долгосохнущей и жутко вонючей
краской. И это притом, что корпус был забит больными как селёдкой в бочке
(кровати стояли даже в коридоре). Эта пытка длилась до самого моего отъезда.
Другой случай, из октябрьско-ноябрьской поездки прошлого года, также впечатался
в мою память – ремонтом «убитого» туалета. После запрета курить в нём это было
единственное место для относительного уединения. Однако он был «убит»
настолько, что чинили его работяги три дня. Малую нужду справляли в
поставленные в коридоре вёдра, которые наполнялись со скоростью курьерского
поезда по одной причине: в отделении, рассчитанном на 30-35 человек, пациентов
было 55-60. Питание было скудным, дрались за каждый кусок хлеба, редкая добавка
уходила в свалке возле пищеблока. И было от чего – нормативная стоимость одной
порции 29 рублей. Буквально через полчаса уже снова хотелось есть. Единственная
радость была, когда три раза в день выводили на улицу покурить – по две
сигареты на брата (прогулок, которые были у нас, в Новочеркасске нет).
Отдельного
внимания заслуживает персонал психбольниц. В отличие от тюрьмы, где охрана и
зэки находятся по разные стороны дверей, сёстры и санитары психбольниц сидят с
пациентами в общем помещении. О зарплате я уже сказал выше, она составляет от 7
до 12 тысяч рублей. (К слову, у нас в городе она тоже «не айс», если главврач
одного из стационаров, да и некоторые врачи тоже вынуждены подрабатывать на психиатрической
«скорой»). Однако особенно меня поразил тамошний, новочеркасский, главврач.
Жёсткий и властный, он обладает феноменальной памятью на больных и никогда не
врёт о дате выписки, мгновенно определяя состояние любого пациента. Более того,
он всегда в курсе о самых последних событиях в отделении: кто пытался бежать,
кто курил в туалете. Для меня он был непререкаемым авторитетом, и я старался
выглядеть как можно лучше: мылся каждый день, брился через день, подметал и мыл
пятнадцатиместную палату. Расстались мы очень интересно: в обещанный день
выписки он подошёл ко мне, приобнял за плечо и сказал своей «свите»: «Вот этот
замечательный человек хочет нас сегодня покинуть». Это было стопроцентной
гарантией выписки. Хотя почему он назвал меня замечательным, я так и не понял…
Положение
волгодонских пациентов в Новочеркасске, особенно попадающих туда впервые,
курортом не назовёшь. Волгодонские в меньшинстве перед местными, которые ведут
себя по-блатому, некоторые проходят принудительное лечение и «блатуют» ещё
сильнее, процветает уголовный сленг, по телевизору «конкретные пацаны» из
коммерческих палат смотрят «Шансон ТВ», в коридоре от подъёма до отбоя не
протолкнуться и т.п. Одна радость: волгодонских в «Новочеке» держат не больше
одного-двух месяцев. Но и этот срок кажется в тамошних условиях бесконечностью,
так как ждать родных с передачкой не приходится. Я был единственным
«волгодонским», к которому за 300 с гаком километров приехала моя «декабристка»
жена…
Волгодонску срочно нужен
свой собственный психдиспансер. Но что мы имеем сегодня? Готова
проектно-сметная документация, выделено 40 млн. рублей, из которых половину
нужно освоить в этом году. Но где гарантия, что на этой стройке, в которой
нуждается более 4000 горожан, не провернут обычную схему: отдадут тендер
демпингующим аферистам, которые в состоянии только соорудить забор вокруг
объекта, а затем деньги в очередной раз исчезнут в неизвестном направлении? Ну
не верю я, хоть тресни, что проект пройдёт все необходимые согласования и будет
наполовину отремонтирован за оставшиеся до конца года десять месяцев. А число
психических больных в нынешних условиях растёт в геометрической прогрессии.
Психические заболевания асоциальны, - равно не щадят ни бедных, ни
обеспеченных. Сколько раз я видел в «Ёлочке» известных в городе учителей,
врачей, музыкантов, предпринимателей, с трудом удерживаясь от вопроса: «Как, и
Вы здесь?». Между тем, Ростов отбирает у районных психбольниц то, что они
делали годами. Практически за каждой бумажкой теперь надо ехать в областной центр,
наши только выдают направления. Ежегодное продление группы уже в Ростове, потом
пойдут водители, призывники, владельцы оружия. Маразм крепчает…воскресенье, 6 марта 2016 г.
Да будет свет?
Недавно в одной из городских газет
прочёл заголовок к материалу по стоимости электроэнергии в Ростовской области:
«Директор РоАЭС «не понимает» цену на электричество в Ростовской области».
Честно говоря, я и сам их не понимаю. Ниже прилагаются тарифы за электроэнергию
для населения в «атомных» регионах, а также в Москве и Ленинграде. Данные
приведены по состоянию на июль 2015-го года.
Балаковская АЭС (Саратовская
область)– 2,13 руб.
Белоярская АЭС (Свердловская
область)– 3,07 руб.
Билибинская АЭС (Якутия) – 4,43
руб.
Калининская АЭС (Тверская область)
– 3,62 руб.
Кольская АЭС (Мурманская область)
– 2,72 руб.
Курская АЭС (Курская область) –
3,43 руб.
Ленинградская АЭС (Ленинградская
область) – 3,27 руб.
Нововоронежская АЭС (Воронежская
область) – 3,01 руб.
Ростовская АЭС (Ростовская
область) - 4,43 руб.
Смоленская АЭС (Смоленская
область) – 3,25 руб.
Москва – 4,68 руб.
Санкт-Петербург – 3,53 руб.
Почему южная Ростовская область
платит больше, чем расположенная за Полярным кругом Мурманская область, и
вровень с Якутией? Почему наша цена практически совпадает с Москвой? Какими
принципами руководствуется Ростовская комиссия по тарифам, назначая такие
тарифы? Ответов на эти и другие вопросы у меня нет. Да и темпы роста стоимости
электроэнергии у нас далеко зашкаливают за нормативные 8%. Кто сейчас вспомнит,
что в 2007-ом году электричество стоило 1,62 руб. за киловатт-час? А после 1-го
июля будет новое повышение. ПОЧЕМУ?
Подписаться на:
Сообщения (Atom)