понедельник, 30 июля 2018 г.

«Другая Россия, или командировка в тюрьму" Авторская хроника тюремной жизни в 16-ти частях»


«От сумы и от тюрьмы не зарекайся».
«Язык мой – враг мой».
(народная мудрость)
Эпиграф


Этот публицистический очерк написан автором с одной целью, – чтобы тот, кто попадёт в тюрьму впервые, не боялся её, а мог устроить свою жизнь в ней по-людски, чтобы выйти оттуда, не озлобившись на весь мир и не потеряв человеческого обличья. «Не запугай!», - вот моя заповедь, как человека, побывавшего ТАМ и нормально вернувшегося в общественную жизнь. Это – своего рода курс ОБЖ (основ безопасности жизни), и изучить его полезно молодому поколению (18 – 28 лет), которое в основном и населяет нынешние тюрьмы России. Большинство из них за решётку, на шконки и нары попадают впервые, и на немалые сроки. Молодёжи, которая никогда не была в настоящей тюрьме, в первую очередь и адресован этот очерк.
P.S. Описываемые в очерке события происходили в Волгодонском ИВС, а также в Ростовском и Новочеркасском СИЗО с ноября 2003 г. по июнь 2004 г.

 «Очень краткий тюремный словарь»
«шконарь» - лежак; «цинк» - условный сигнал; «светланка» - раковина; «танюшка» - пластиковая круглая коробка для общих сигарет; «тулумбаец» - живущий «сам по себе»; «дальняк» - камерный туалет; «пулемёт» - игральные карты; «шнырь» - тюремная обслуга из числа арестантов; «пробой» - краткая информация, подаваемая голосом; «заезд» - стук, удар в стену или потолок; «баул» - личная сумка; «мышь» - «стукач» в «хате»; «келеш» - перемещение, переселение; «ружьё» и «маяк» - необходимые предметы при установке «дороги»; «мойка» - лезвие от одноразовой бритвы.

Вагон, теснота, злобный мат конвоиров;
Пробежки, тычки, три часа «на отстое»;
Дремота в табачном дыму, вонь сортира,-
Вот встреча с сегодняшней русской тюрьмою.

Но в камерах здесь – не «изгои» и «быдло»;
Другая Россия ютится на нарах.
Не кушают здесь ветчину и повидло;
Здесь ценится ДУХ, а не приторный «запах».

Быть честным в стране, где законы – что дышло,
Равно что прокладкой грозиться потопу…
О Боже Всевышний, ну как же так вышло?
И сколько же нам ещё жить «через жопу»?
                                                     
 15 – 20.11.2003 г.


Часть 1. «Арест»

Это может случиться с каждым: у подъезда, в кафе, просто на улице, и это не зависит от Вашего социального положения. Рядом с Вами появятся два – три «блюстителя закона», как правило, в штатском, которые, предъявив соответствующие документы и проверив Вашу личность по паспорту, попросят пройти с ними в служебную машину, после чего Вы окажетесь в следственном управлении или (для начала) в здании ближайшего ОВД. Если даже Вы и не нарушали закон, но оперативной группе нужна «отчётность», то к Вам, лишённому в первые минуты после ареста поддержки адвоката, могут применяться различные виды психологического и  физического воздействия. В течение нескольких (от двух до пяти суток) Вы будете находиться в полной изоляции от родных и близких (ни о каком праве на один телефонный звонок можете даже не думать!), и в эти дни единственные, к кому Вас могут вызвать из камеры предварительного заключения, - это к оперативникам или к следователю. Первые дни или даже первые часы после ареста – это «золотое время» для «оперов», когда можно попытаться, запугав арестанта, получить от него важную для дела информацию и одновременно попытаться «повесить» на Вас ещё несколько преступных эпизодов, совершённых в Вашем районе. Самое разумное в такой ситуации: либо, увидев «знакомых» «оперов», потребовать от тюремного постового отвести Вас назад в камеру, либо воспользоваться 51-ой статьёй Конституции РФ, т.е. правом на молчание. В противном случае Вы можете «заехать» в тюрьму с одним эпизодом, а выйти в зал суда уже с гораздо большим их количеством. Говорить стоит лишь тогда, когда весь «расклад» по делу (отсутствие фактических и достоверных доказательств или, к примеру, протоколы показаний подельников) Вам доподлинно известен, или у Вас есть своя версия произошедшего, минимизирующая Вашу вину. В противном случае Вам стоит придерживаться принципа «молчание – золото». Показания, данные в отсутствие адвоката, в суде будут недействительны, – помните об этом.
Все Ваши силы должны быть направлены на то, чтобы как можно быстрее сообщить близким о своём аресте, чтобы они оттуда, «с воли», позаботились нанять Вам хорошего, настоящего, а не «лажового» адвоката. Единственный человек, который реально «играет» на Вашей стороне – это Ваш адвокат, который имеет и деньги (Ваши или Ваших близких), и связи, чтобы максимально облегчить Вашу участь.
Это ни в коем случае не должен быть «подсадной» адвокат, который только берёт деньги, но почти ничего не делает. Имена хороших адвокатов (как, впрочем, и плохих) арестантам, как правило, хорошо известны. В то же время так называемые «пустышки», или «разводилы»  косвенно работают на обвинение, и доверять им ни в коем случае нельзя. Из разговоров в КПЗ (камере предварительного заключения) Вы узнаете имена и фамилии адвокатов, достойных доверия, и этой информацией Вы можете смело воспользоваться. Не надо только рассказывать всем и каждому о подробностях своего уголовного дела, так как тайный «стукач» есть почти в каждой камере, или может в любой момент в ней появиться.
Пишите кассационные жалобы, ходатайства, в общем, действуйте, но помните, - минимум пару месяцев Вам, скорее всего, Вам предстоит «покататься» между ИВС (изолятором временного содержания, он же – бывшее КПЗ) и СИЗО (следственным изолятором), в которые не так давно были превращены Новочеркасская исполнительная и Ростовская пересыльная тюрьмы. Помните: Ваша судьба – в Ваших собственных руках.



Часть 2. «КПЗ»

Прежде, чем общаться с кем-нибудь в камере КПЗ или СИЗО, нужно точно определиться, как Вы будете себя вести. Неизбежно последует вопрос: «По жизни всё ровно?». Если Вы не педераст, не занимались оральным сексом с мужчинами и не увлекались орально-генитальными ласками женщинам: «Всё ровно, живу мужиком». Если Вы чем-то подобным когда-то грешили, но уверены, что это знаете только Вы, то это Ваша частная жизнь, и о ней тоже можно молчать, - никого другого это не касается. Очевидные же грехи такого рода скрывать не резон, - в итоге убить не убьют, но поколотят изрядно. В общем, в этих случаях принцип «держать язык за зубами» и «если сам о себе не расскажешь, никто о тебе ничего не узнает» верен, но с поправкой на то, что мир иногда бывает слишком тесен.
Автору этих строк сильно повезло: «брать» меня приехали москвичи, а потому морально ломали, но бить не били. Но будь иначе, то так называемые «меры оперативного воздействия» мне пришлось бы ощутить на собственной шкуре, - силовые, но недоказуемые методы выбивания «добровольного признания» в ходу у работников провинциальных ОВД (в том числе и в Волгодонске). Тем не менее, известны случаи, когда на волю арестанты выходили через трое – пятеро суток после ареста. Это были люди, изначально подозревавшиеся даже в умышленном убийстве, но из-за отсутствия улик и молчания их причастность к преступлению не была доказана. А на задержание по подозрению у следователя, по закону, не больше чем пять суток. Само лишение свободы (на КПЗ или ИВС), особенно для «первоходок», - это мощнейший стресс, на который влияют и «опера», и сотрудники ИВС, и персонал СИЗО (впоследствии). В мрачноватом полусумеречном помещении КПЗ Вам предстоит провести до десяти суток, пока Вам, по закону, не будет предъявлено обвинение. Здесь будут и попытки со стороны некоторых арестантов «выморозить» у Вас личные вещи, меняя одежду и обувь, принадлежащие Вам, на менее ценные. Подобных «промышлял» достаточно, и предлоги будут убедительные: «надо на суд» (со стороны подсудимых) или «надо на лагерь» (это уже со стороны осуждённых). Довольно часто этим способом пользуются так называемые «игровые», то есть играющие в азартные игры на деньги и вещи.
Самое разумное в такой ситуации, - ни в коем случае не садиться играть, как бы Вас ни завлекали. Карточный и другой игровой долг в тюрьме – вещь очень серьёзная, и если расчёт за игру будет просрочен, то придётся в буквальном смысле расплачиваться собственной задницей, после чего арестант публично объявляется «рабочим» педерастом. Жить на таких правах в тюрьме, – значит, фактически жить на положении «женщины»: стирать, зашивать и «давать». Питается педераст отдельно, к общему столу его и на метр не подпустят. Всю грязную работу в камере (уборку «дальняка», или унитаза, например) делает он. В качестве бесплатного приложения педераст получает женское имя, и не имеет никакого права этим возмущаться. В СИЗО есть даже специальные камеры для таких арестантов – «Маши», «Юли» или «Светы», уже не имеющие ни желания, ни возможности находиться в общей массе, заселяют так называемые «пидарятники», и номера этих камер известны всей тюрьме. Кстати, и по сей день «опера» пугают «первоходок», угрожая им при нахождении в КПЗ при отказе от дачи «нужных» показаний «закинуть в пидарятник», - на КПЗ (ИВС) их просто нет и быть не может.

Часть 3. «Первые шаги в неволю»

…Когда я адаптировался к тусклому свету одинокой лампочки в углу под потолком, то первое впечатление было для меня шоком. В полумраке вдоль покрытых бетонной «шубой» стен стояли трехъярусные шконки, в ближнем от входа углу находился «дальняк» (унитаз). Закрывался и открывался он специальным кляпом на верёвке, которая единственная допускается в камерах. Запрещено всё, вплоть до шнурков на ботинках. Пользуются «дальняком» так: включил воду, поднял кляп (при включённой воде, чтобы не воняло) сделал своё «дело», - закрыл кляп, наполнил «дальняк» водой, - и снова сливай, смывая за собой. Удивляться заголовку книги молодого немца Матиаса Руста, севшего в 1987-ом на своём самолёте посреди Красной Площади, - «Три года в туалете» (или что-то в этом роде), таким образом, сильно не приходится. Есть и другие занятные детали:  например, полки под продукты называются «телевизором», - а на что ещё смотреть вечно полуголодным арестантам?
…Однако, едва привыкнув к обстановке в ИВС, Вы будете вынуждены познакомиться с другой «прелестью» тюремной жизни, - с так называемым «этапом» в следственный изолятор, в моём случае: с бывшей тюрьмой строгого режима, а ныне – Новочеркасским следственным изолятором.
От автора. Но, пока этап готовится к дороге, вернёмся на Волгодонское КПЗ. Мой первый шок прошёл довольно быстро (помогли сокамерники, спасибо им!), и уже на вторые сутки я написал кассационную жалобу в Ростовский областной суд об изменении мне меры пресечения под подписку о невыезде. К сожалению, её отправка была задержана на сутки (а их на обжалование решения суда об аресте даётся всего трое!), и рассмотрена в суде области она не была. Что касается этапа, на который меня отправили до истечения десяти суток с момента задержания (чтобы потом вернуть и арестовать повторно), то я до сих пор благодарен за науку Лёне – Лёпику, Мише – Королю и многим другим, кто помог мне сориентироваться в ситуации и правильно собраться в дорогу «на тюрьму». С тех самых первых дней и часов, и по сей день, я знаю главное: арестанты могут и должны помогать друг другу – больше им (за исключением адвоката или богатых родственников) за все эти месяцы следствия никто не поможет.
Главное отличие людей в тюрьме от людей «с воли» - это умение уживаться, сводя все конфликты к минимуму. Тогда и отношение к тебе самому будет адекватным. Единственное – не дать повода принять свою доброту за слабость, иначе можно стать лёгкой добычей для разного рода проходимцев. В конце концов, в тюрьме – «как ты со мной, так я – с тобой». Вот и всё.

Часть 4. «Этапы большого пути»

                                                                                ...Ночные, поспешные сборы, -
                                                                                   Обычная проза тюрьмы.
                                                                                   И люди под грохот запоров
                                                                                  Уходят в просторы страны.
                                                                               
                                                                                  Они, хоть и жёстче, но чище
                                                                                  Живущих с другой стороны
                                                                           Решётки, что жертву лишь ищет
                                                                          Для «блага» родимой страны.
                                                                                
                                                                          Тюрьма, «инвалидская» школа, -
                                                                          Вопрос всё один, там и тут:
                                                                         С какой стороны от забора
                                                                         Нормальные люди живут?

                                                                                                        декабрь 2003 г.

Так называемое «этапирование» - это транспортировка заключённых из ИВС (КПЗ) в следственный изолятор (СИЗО). Делается это при помощи «автозаков» (спецавтомобилей для заключённых) или «столыпинских» железнодорожных вагонов, где все окна зарешёчены и наглухо закрыты на замки. Из-за переполненности наших тюрем нередки случаи, когда в 20-местный автозак заталкивалось до 35-40 человек, а в клетке (купе)  «столыпина» размещалось по 10-15 человек, причём вместе с багажом (!). Вывод под конвоем в туалет – пару раз на всём маршруте; если проспал или не запасся на такой случай пустой пластиковой бутылкой – твои проблемы. Ну, а нагонять страха на этапируемых до недавних пор было любимым занятием конвоиров. Как-то раз от автозака до «столыпина» пришлось бежать по свежевыпавшему снегу между двумя рядами автоматчиков с лающими до хрипоты немецкими овчарками. До сих пор осталось стойкое ощущение как от концлагеря… Это называется «нагонять жуть», - таково у нас обращение с людьми, вина которых ещё не доказана в суде.
От автора. Свой первый этап я перенёс довольно легко – забившись в угол третьей полки, проспал почти до самого Ростова. Затем – автозаки, три часа сидения на корточках в тюремном продоле (коридоре), обычный «шмон» - с пробиванием подошв ботинок заточкой на предмет наличия супинаторов, получение матрасов, подушек, посуды – и около восьми вечера (22 часа в пути) окрик постового остановил меня напротив моей первой в жизни настоящей тюремной камеры. Ключ дверного замка дважды повернулся, и я увидел своих первых, уже тюремных сокамерников…

Часть 5. «Дни»

                                                                       
 …Хмурые своды, бетон на полу,
Нарды, чифирь, сигареты…
Грязные окна, икона в углу,
Две прошлогодних газеты.

Изредка – радио, чаще – ОМОН,
Стойка почти на «шпагате».
Руки за голову, камерный шмон, - 
Вот будни зэков на «хате»…

                                                                                                            15-20.11.2003 г.
                                       
Мне довелось попасть в камеру, где кроме меня и ещё одного арестанта – Власа, не было никого старше 28-30 лет. «Смотрящим» за нашей «хатой» (камера № 218) был молодой парень Ваня-Фокс. От него мы, сокамерники - «первоходки», впервые узнали, что такое «людское» - главное в тюрьме, поступки по совести и по справедливости. Оказалось, что за образ жизни в тюрьме не наказывают – спрос только за поведение. Кем бы ты ни был, - педерастом, фаршмаком (арестантом, случайно «законтачившимся»  с педерастом через продукты внутреннего употребления), мужиком, бродягой, - не имеет значения. Несмотря на то, что в камере, кроме баланды, практически ничего не было, делились всем, у кого что было: головка чеснока к тюремной каше и выпрошенная у шныря-«баландёра» буханка ржаного хлеба, - вот, пожалуй, и всё. Тем не менее, и я смог кое-чем реально помочь Ване-Фоксу, но об этом лучше умолчу: помощь другому арестанту в тюрьме, - это «людское».
 В этой первой в моей жизни тюремной камере я провёл шесть дней. Но и за столь небольшой срок я узнал о том, как зачастую сама жизнь толкает людей в тюрьму, вынуждая воровать, чтобы выжить. Один из моих сокамерников, Андрей-Сталкер совершал в одиночку многокилометровые «прогулки» по заброшенным шахтам, чтобы добыть там 30-40 килограммов медного кабеля с целью потом продать его, выручив за это 1200-1500 рублей. В его посёлке, находящемся рядом с заброшенными шахтами, это практически единственный способ выжить. При одном из выходов с «добычей» он и был задержан сотрудниками милиции…
Справедливости ради стоит заметить, что ОМОН в масках мои сокамерники последний раз видели лишь однажды, в августе 2003 г. Позже я понял, что явление это сейчас не столь редкое, сколь исключительное. Но, как говориться, «из песни слова не выкинешь». «Балаболы» (радиоприёмники) есть во многих «хатах». Его можно привезти и самому, и получить от родственников (но только на него обязательно нужны все документы), и купить у шнырей. «Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними», - наличные деньги в тюрьме запрещены, однако их всё равно провозят, поскольку в тюрьме за деньги можно купить всё – от сигарет, чая, и до «свиданки» с какой-нибудь зэчкой: мужчина и в тюрьме остаётся мужчиной, а педерасты и самоудовлетворение устраивают далеко не всех.
А между тем, продолжая знакомиться с жизнью тюрьмы, я узнал, что такое тюремная межкамерная связь, - или, проще говоря, тюремная почта и тюремный «телефон».

Часть 6. «Дорога жизни»


Обходя стальные «брони»,
Всё таская на себе,
Мчат верёвочные «кони»,
Облегчая жизнь в тюрьме.

Что в кисете – каждый знает;
Сигареты, сахар, чай…
Отдавая – получаешь;
Тех, кто рядом – выручай.

Почта: срочная, простая,
Ночью, среди бела дня,
Арестантам жизнь спасает,
Их судьбу от бед храня…
ноябрь 2003 г.

 «Дорога» - это, пожалуй, главное в жизни арестантов, после «курить» и «заварить» (главная тюремная валюта, после денег, - это сигареты с фильтром и чай), а также, конечно, после посылок из дома.
«Дорога» устроена так: толстая бечева («конь») сплетается из вплетаемых друг в друга полистироловых и шерстяных нитей методом непрерывного одностороннего кручения. Его можно плести на руках, вплетая полистирол в шерсть с помощью привязанных к обоим концам «коня» пластиковых бутылок, заполненных водой. После изготовления к нему с двух сторон привязываются длинные тонкие нити («корды»). К одному из них крепится тяжёлый конусообразный груз («пуля»). После всего этого из специального духового ружья корд с «пулей» на конце выстреливается в направлении нужной решётки. Попав через решётку в нужную камеру, «конь» становится общей связью между двумя камерами. Затем к «коню» подвязывается кисет (специально сшитый тряпочный пакет, или, на худой, конец, обычный носок, в который укладываются «мульки» (запаянные в целлофан свёрнутые записки с указанием, из какой «хаты» в какую). Идут по «дороге» и так называемые «бандяги» (бандерольки с табаком, сигаретами, чаем).
Синхронность работы «дорожников» с обеих сторон контролируется с помощью металлической кружки – своеобразному «телефону» для голосовых переговоров между соседними камерами. Приставляя кружку днищем к стене, в неё можно говорить, а перевернув, - слушать собеседника.
От автора. Официально переговоры и связь между камерами запрещены, но нет ничего безнадёжнее, чем запрещать что-либо в тюрьме. Реально «дорога» перестаёт действовать только на время утренней и вечерней проверок, а всё остальное время «кони» из камеры в камеру «бегают» почти непрерывно – арестанты в любой «хате» переписываются и шлют «бандяги» в те «хаты», которые, что называется, «сидят на голяках» - нет ни хлеба, ни табака, ни чая.
На время работы «дороги» один из обитателей камеры обязательно «прибивает сечку» - то есть прикрывает собой камерный глазок.
По наличию или отсутствию в камере «дорог» можно примерно догадаться, в какую камеру Вы попали, - в обычную или так называемую «кумовскую», или иначе, в «красную». В последних, как правило, нет «дорог» с соседними камерами.
Задача «кумовских» (или «стукаческих»)  камер – «расколоть» подсаженного к ним новичка. Если из этого в течение нескольких дней ничего не выходит, то новичка так же быстро переводят в обычную камеру. Однако обо всех перемещениях между камерами всегда становится известным благодаря «дороге» или «кружке» - «тёмных» дел в тюрьме не скроешь. За арестантом идёт «сопровод» (сопроводительная «мулька»), и от него спрятаться лишь немногим проще, чем от самого себя. Автор никогда не врал в тюрьме, и искренне не советует этого делать никому, - маленькая ложь неизменно приведёт к большой. Вот, пожалуй, и всё, что я успел усвоить, прежде чем со мной произошёл уникальный по меркам тюрьмы случай, - спустя всего шесть (!) суток я был освобождён из Новочеркасского централа…

Часть 7. «Освобождение»

В любой системе, особенно громоздкой, левая рука зачастую не ведает, что делает правая. Уже через два дня после этапирования в Новочеркасск истёк мой десятисуточный срок нахождения под стражей, в течение которого мне должны были предъявить обвинение. Когда выяснилось, что формально я имел право самостоятельно покинуть СИЗО, и никто не имел бы права меня остановить, в Волгодонском ИВС разразился настоящий скандал. В итоге, спустя ещё трое (!) суток за мной, у которого в кармане лежала справка об освобождении, из Волгодонска в Новочеркасск приехали рано утром на своей машине сам начальник ИВС, начальник конвоя и сопровождающий «мент». Спустя ещё несколько часов после прибытия в Волгодонск меня быстренько повторно «отсудили» (то есть продлили задним числом меру пресечения в виде заключения под стражу), и отправили обратно в КПЗ, а оттуда снова – в Новочеркасск. Кончался ноябрь, заметно похолодало, и вот-вот уже должен был упасть на землю первый снег…






Часть 8. «Возвращение»

Второй этап (как, впрочем, и все остальные) оказался для меня значительно более лёгким. Во-первых, у меня уже был надёжный адвокат, которому (вернее, которой) я уже точно мог доверять, а, во-вторых, конвой оказался гораздо более мягким – и окна открывали, и курить (в меру и по очереди) разрешали. Вечером следующего дня я второй раз переступил порог, но уже другой камеры - № 214. Как и большинство камер четвёртого корпуса тюрьмы, она была «следственной» - то есть в ней сидели только те, кто ещё не был осуждён. Люди – в возрасте за тридцать, и каждый был интересен по-своему. Серёга-Цыган – азартный и эмоциональный, Эдик-Тюлень – неудачливый убийца, Николай-Маркиз – тоже вспыльчивый, но отходчивый и всегда объективный. И, наконец, смотрящий за «хатой» Сергей-Лустик, чем-то похожий на маленького хулиганистого ястреба, но добрый душой человек.
Здесь уже не было дурацких капэзэшных шуточек вроде отправки новичка «на базар», - серьёзно оценив положение в «хате», меня определили на «пальму» (третий, самый верхний ряд шконок), где я вскоре, устав с долгой дороги, уснул…


Часть 9. «День Сурка»

Каждый день похож на прежний,
Словно в пачке – папиросы:
Начинается – с надежды,
Завершается – вопросом.

Снится прошлое ночами, -
Не понять – то сон иль бред:
То – подруги взор печальный,
То – со свадьбы винегрет…

И опять, с утра пораньше,
Просыпаешься в печали:
Вновь по кругу день вчерашний
Начинает бег с начала…

декабрь 2003г.

Каждый день в камерах Новочеркасской тюрьмы проходил действительно одинаково. Рано утром, в 5.30 – раздача хлеба, уборка в камере (то есть подметание бетонных полов: мыть их нельзя – гарантированный туберкулёз), чистка туалета. В районе восьми утра – утренняя проверка, и уже после неё и завтрака (о качестве которого лучше не говорить) начинается так называемая «движуха», - то есть работа на «дороге». Около 10.00 – прогулка в тюремном дворике, на которую должно выйти не менее половины обитателей камеры: в противном случае «хата» гулять не идёт. А что такое неделями сидеть, к примеру 12-18 человекам в спёртом, затхлом воздухе камеры площадью около 20 квадратных метров, - это практически гарантированный туберкулёз плюс мощный психологический стресс, доходящий у некоторых до клаустрофобии, когда человек кидается на запертую дверь, в истерике крича: «Выпустите меня, я больше не могу!».
Из всех обитателей 214-ой наиболее колоритной фигурой, после Цыгана и Лустика, был Саша-Лётчик. Инвалид по ранению в Афганистане, чудом оставшийся в живых после попадания душманского «стингера» в его вертолёт, он безупречно держал в руках работу почты – при нём 10 месяцев не было ни одного «запала» (попадания почты в руки тюремной охраны). При этом наша «хата» была так называемым «трамплином», то есть почта от нас шла по всем направлениям – вправо, влево, вверх и вниз. Кроме этого, через нас шли и голосовые «пробои». Это когда на условный крик (скажем, «Восток» или «Буран») откликался вызываемый, и к нему шёл передаваемый «цинк» (голосовое сообщение), - на кого, от кого и кодовое слово. Делалось это в качестве уведомления о получении почты адресатом. Выглядело это, например, так: «Восток, Восток!» - «Говори!» - «От нас на вас: всё – дома!».
От автора. В 214-ой камере мне довелось пробыть почти полмесяца, после чего из-за полученного по собственной глупости нагноения пальца на руке, я был отправлен (буквально перед самым этапом в Волгодонск) к хирургу, а затем, после вскрытия раны, - в больничную камеру № 190, находящуюся на 4-ом этаже центрального здания тюрьмы. Заодно я увидел и работу тюремных медиков, а также их проблемы – почти полное отсутствие медикаментов (на меня, к примеру, хирург Антон потратил одну из последних ампул новокаина), низкое качество перевязочного материала (поставляемого втридорога) и многое другое. Следует отдать должное спокойствию и выдержке тюремных медиков: в своём деле и в имеющейся ситуации они – настоящие профессионалы.

Часть 10.  «Профессор», «Студент» и другие»

Камера № 190 Новочеркасского централа – это квадратное помещение площадью примерно 36 квадратных метров, в котором стоят в два яруса 24 «шконаря». У меня дважды была возможность ознакомиться с больничным бытом арестантов.
За всё время моего пребывания здесь никогда не бывало меньше 27-30 человек. Поэтому спать приходилось по очереди. Был момент (в начале января 2004 года), когда число больных и покалеченных арестантов достигло 38 человек, то есть «жилплощади» приходилось меньше одного квадратного метра на человека. Всё «лечение» сводилось к уколам и несколько улучшенному рациону питания – давали и картошку, и жареную рыбу, сливочное масло и соевое молоко.
Здесь наиболее колоритными личностями были «Профессор» (пожилой мужчина в толстых очках, получивший 9 месяцев колонии-поселения якобы за угрозу убийством собственной жене), Лёня-Студент – судя по всему, человек, любящий и умеющий воровать по-крупному и уходить от погони. Ещё был Макс-Сильвер, - молодой 26-летний парень, так же как и Ваня-Фокс из 218-ой, хорошо осведомлённый о правах и обязанностях арестанта в тюрьме. Мудрый не по годам, он «разруливал» спорные ситуации максимально справедливо и быстро. Из разговоров с этими людьми я понял главное, - «за дело» в наших тюрьмах сидят 8-10% арестантов, а к делам остальных (по крайней мере, большей их части) можно отнести выражение «мыльный пузырь»: угроза убийством, хищение частной собственности на «смешные» суммы и многие другие откровенно «дутые» дела, в основном откровенно «притянутые за уши». В общей же массе преобладают такие уголовные статьи, как 228 (наркотики) – около 50% арестантов, 105 (умышленное убийство) и 111 (нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего) – ещё примерно 25%, столько же – ст. 158 (кража), 161 (грабёж) и 162 (разбой), вместе взятые. Небольшую часть добавляет угон автотранспорта (ст. 166), мошенничество (ст. 159) и вымогательство (ст. 163). Добавив к этому набору «хулиганку» (ст. 213), мы получим 10 наиболее «популярных», так называемых «народных» статей, за которые сидит более 90% обитателей тюрем.
Но – прочь статистические выкладки. Главное, что нужно молодым твёрдо усвоить для того, чтобы не попасть в тюрьму: а) не пить спиртное в повышенных количествах, если собираетесь выйти на улицу и б) внимательно изучить вышеупомянутые десять «народных» статей (в смысле «какое преступление и какое наказание»), не поленившись приобрести Уголовный Кодекс РФ.
В «больничке» же на меня произвело наибольшее впечатление не три шмона подряд, а момент, когда в камеру, почти одного за другим, «закинули» сразу трёх эпилептиков, и двое из них стали «закидываться» почти одновременно. Со шконарей поспрыгивали все, потому что держать каждого можно было минимум вшестером, к тому же надо было срочно где-то достать две ложки, чтобы не дать им проглотить языки. В общем, в тюрьме, как и на воле, спасение арестантов – дело рук самих арестантов…
Неделю проведя на «больничке», в которой я в общей сложности провёл около месяца, я с плохо скрываемой радостью отправился на очередной, уже предновогодний, этап в Волгодонский ИВС.

Часть 11. «Новогодний репортаж»


 Новый, 2004-ый год я встретил в ИВС г. Волгодонска. Здесь меня уже многие знали, да и я успел познакомиться со многими. Авак, «Бен Ладен», Лёня-Доллар, Ринат – с этими людьми мне довелось встречать мой первый и, надеюсь, последний Новый Год в тюрьме. И всё же для себя я сделал вывод, что где встретишь Новый Год, там большую часть его и проведёшь – по крайней мере, пять предыдущих лет у меня случалось именно так.
Подготовка к празднику, когда на полу камеры накрывали общий стол – это отдельная тема. Каждый выставлял то, что ему «подогнали» родные и близкие. В итоге Сергей-Шоумен, широко известный в узких кругах Волгодонска, сделал вывод, что такого стола нет и у многих на воле. Два торта, колбаса, сало, картошка, плюс две бутылки безалкогольного шампанского лично от начальника ИВС, а также (тс-с!) шесть литров самопальной браги, - это вам не шутки! Со своей стороны, как журналист и вообще человек, знакомый с разными жанрами литературного творчества, я тоже преподнес сокамерникам «сюрприз» - пародию под названием «Телевизионный выпуск новостей Волгодонского ИВС». Успех пародии превзошёл мои ожидания, – её пришлось повторять дважды, так как перед самым Новым Годом меня внезапно перевели в соседнюю камеру. Аналогов подобного мероприятия в истории ИВС не было, и едва ли уже будет, - по признанию самих арестантов. Однако успех артиста всегда скоротечен, - едва отгремели новогодние торжества, как пришлось снова идти «на этап», - для проведения амбулаторно-психиатрической экспертизы в Ростов.

Часть 12. «Ростов-папа»

…На этот раз «столыпин» был забит «под завязку» - этапом шло около ста человек. Пришлось всю дорогу ехать сидя внизу, - зато удалось не проспать ни одного вывода в туалет. Меня единственного «вырвали» в Ростове, посадили в пустой КамАЗ-автозак, и через полчаса мы уже въехали на территорию бывшей Ростовской пересыльной тюрьмы (какой она фактически и осталась). «Сервис» по приёму, в отличие от Новочеркасска, здесь был почти как в гостинице: беглый медосмотр до пояса, а затем – персональный душ с по-настоящему горячей водой. За 20  отведённых минут мне удалось не только хорошо помыться, но и постирать нижнее бельё. Выжав его практически досуха и тут же надев на себя, я в сопровождении постового поднялся в камеру № 24 (как выяснилось впоследствии, транзитную «хату»). Здесь на 22 шконки приходилось всего 15 человек, и я впервые после новочеркасской «больнички» почувствовал себя сравнительно вольготно, тем более, что столь жёсткого распорядка дня здесь не было. «Дорога» была только одна, но сразу стало ясно, что камера не «кумовская», - в отличие от Новочеркасского СИЗО-3 Ростовское СИЗО-1 напоминало муравейник, - из-за насквозь пробитых так называемыми «кабурами» (отверстиями) стен между камерами. Естественно, что почта по кабурам шла намного быстрее, чем по «дороге». Однако транзитность «хаты» и тюрьмы в целом накладывали на обитателей её камер определённое расслабление, которому положил конец Игорь-Егор из Новочеркасска. Человек, которому было тогда под сорок, собрал всех, рассказал о том, как должны действовать настоящие «дорожники» и в заключение показал всем пакетик с рождественскими подарками арестантам с воли. «Вот за этот «пустяк», - сказал он, держа перед собой небольшой пакетик с печеньем, шоколадом и пачкой «фильтровых» сигарет, - за это «людское» люди во времена не столь отдалённые порой лишались жизни, голодая и вскрывая себе вены. Запомните все: «людское» в человеке свято, и оно есть у каждого». Не знаю, как кто, но я именно этот тюремный урок лучше всего помню до сих пор…

Часть 13. «Домой!»

 Успешно пройдя «пятиминутку» (так в обиходе называется краткая амбулаторно-психиатрическая экспертиза), я, Игорь-Егор и ещё один арестант – 20-летний Ахмед, отсидев «на голяках» сутки (!) в «отстойнике», были этапированы: мы с Игорем – назад в Новочеркасск, а Ахмед – дальше, в Москву.
При нашей приёмке я, уже в темноте, чуть не спрыгнул на вышедшего передо мной арестанта, и моя траектория была существенно «подправлена» резиновой дубинкой охранника. Дальше – уже знакомая тема: промёрзлый «воронок», приёмка на корточках (счастье, что нас было всего четверо!), шмон баулов, и – по камерам. Мою, 214-ую вскоре перевели из-за ремонта в 217-ую, и уже там я увидел знакомые лица Саши-Лётчика, Васи-Явы и других. Кроме них, в камере был ещё один интересный обитатель: Виталик-Бесёнок, неплохо знакомый со смотрящими за корпусами и тюрьмой. От него я и услышал историю, которую в какой-то степени можно назвать сенсационной.

Часть 14. «Где могила Чикатило?»

Места, где до недавнего времени (до введения моратория на смертную казнь, действующего и поныне) хоронили тела расстрелянных арестантов, по закону, являются государственной тайной. Но, как известно, всё тайное рано или поздно становится явным.
В далёком теперь уже конце восьмидесятых годов прошлого века во время одной из первых своих «ходок» Бесёнок встретил старого арестанта – Апостола. Времени у обоих было много, Бесёнку  едва исполнилось 18, и Апостол, слово за слово, в деталях рассказал, как выглядит расстрельное помещение, и где захораниваются тела казнённых в Ростовской области. По словам престарелого Апостола, сказанным Виталику, место это находится невдалеке от трассы Новочеркасск-Ростов, неподалёку от населённого пункта Ковалёвка, где рядом – дурдом и довольно обширное кладбище. Вот там-то, по словам Апостола, до 1996-го года и захоранивали расстрелянных. Помещение Апостол тоже описал детально, настолько, что спустя несколько лет Виталик смог обнаружить его. Правда, к тому времени одной из стальных дверей полуподземного бункера уже не было, зато всё остальное говорило о том, что скорее всего, именно здесь 15-го февраля 1995-го года был расстрелян и впоследствии захоронен под безвестным номером знаменитый маньяк Чикатило, на счету которого было по меньшей мере 52 жертвы. Как, впрочем, и все остальные приговорённые к смертной казни до введения на неё известного моратория. Можно считать это случайностью, но кладбище под Ковалёвкой в несколько раз превышает «нужды» и дурдома (пардон, психиатрической больницы), и самой Ковалёвки…

Часть 15. «Блатные», «пинг-понг» и куда девать журналиста?»

…Вернувшись в 217-ую камеру после очередного этапа (когда мне стало ясно, что дело моё откровенно «разваливается»), я, к своему изумлению, обнаружил в «хате» совершенно других, незнакомых мне людей. «Дорога» здесь была, однако непривычный, какой-то нетюремный сленг заставил меня насторожиться. «Милиция», «милиционеры», порой свободно «заходящая» в «хату» водка, предупреждения о «шмоне» в камере за сутки до его начала, - вскоре я сообразил, что меня совершенно автоматически, «по прибытии», случайно «кинули» к так называемым «блатным». Это почти то же самое, что «кумовка», но с «дорогами» «блатные» работают. Девять дней «блатные» вытерпели возле себя журналиста, собирающего материалы о ростовских тюрьмах. На девятый день меня «келешнули» (перевели) в соседнюю, 216-ую камеру, где я за сутки пребывания запомнил только двоих – аскетичного, похожего на арийца Вадима и «смотрящего» Дэна. Ровно через сутки, после похода Дэна  к «куму», меня в очередной раз «келешнули» в камеру № 228, где мне было наиболее вольготно и спокойно. Однако и отсюда мной продолжили играть в пинг-понг, переведя уже в конце мая на 10 дней в камеру № 225, а в «оконцовке» - аж на первый этаж, в камеру № 210. Однако там, уже будучи подсудимым, я задержался меньше, чем на сутки: утром помощник «смотрящего» и мой знакомый Вася-Ява, растолкал меня «по хлебам»: «Витёк, собирайся, тебя на этап!».
Совершив за полгода следствия более десятка межкамерных перемещений, я быстро собрался, и, пожелав всем остающимся крепкого здоровья и скорейшей воли, вышел в продольный коридор 1-го этажа…
После не особо тщательного шмона (мы же уезжали, а не приезжали) нас вместо уже привычных «отстойников» поместили в так называемые «единые помещения камерного типа» (ЕПКТ). Ещё несколько лет назад, судя по надписям на стенах, здесь сидели (порой по году) так называемые «крытники». Это – мини-камера размером примерно 3х3 метра, очень тусклая лампочка под самым потолком, четыре стальных шконки, и вся остальная обстановка (стол, скамья) – тоже из стали. Как можно в таких условиях, судя по пожелтевшей инструкции на стене, нарушить требование «оберегать и содержать в порядке камерное имущество» - загадка из загадок…

Часть 16. «Судный день»

«Выдернули» меня из Новочеркасского СИЗО-3 действительно на суд, и в последний день мая 2004-го года я, наконец, предстал перед «самым гуманным судом в мире». Выслушав свидетелей обвинения, ни один из которых не смог обвинить в чём-то конкретно именно меня, суд постановил дать мне 2 года лишения свободы условно (с отсрочкой приговора на 2 года).
…Выходя из здания суда в уже начинавшуюся июньскую жару, я так и не сумел спеть то, о чём мечтал долгие месяцы: «А мокрый снег падал, а я шёл домой…» Не ко времени это было как-то… Уж скорее «тополиный пух, жара, июль…» Но выложенные красным кирпичом трёх- и четырёхэтажные  здания Новочеркасского корпусов я не забуду никогда… И никому не желаю туда попадать.




Обращение автора к тем, кто прочёл вышесказанное

О том, каким образом попал в тюрьму автор, см. здесь http://ezhenkoff.blogspot.com/2013/07/blog-post.html  :

1. Если Вы пожалели о времени, потраченном на прочтение этого очерка, - извините, но Вы не правы. 
2. Прелесть свободы ощущается только в тюрьме. Не делайте так, чтобы попасть ТУДА.
3. Обязательно и внимательно изучите вышеизложенные 10 «народных статей», - помните о том, что ещё Остап Бендер «свято чтил» Уголовный Кодекс.
4. И ещё – более 90% заезжает «на тюрьму», находясь «под шафэ» или «под кайфом». Как говорится, «пей дома!»
Если этот очерк отвратит от тюрьмы хотя бы ОДНОГО человека, - это будет для автора лучшей наградой.

Особая благодарность за помощь в тюрьме:

Ване-Фоксу, Андрею-Барсу, Валере-Саиду, Виталию-Рубахе, Саше-Лётчику, Коле-Цыгану, Сергею-Лустику, Коле-Маркизу, Лёне-Доллару, Лёне-Лёпику, Мише-Королю, Володе-Борману, Виталию-Бесёнку, Лёне-Студенту, Максу-Сильверу, Игорю-Егору и многим другим арестантам, от души помогавшим мне в тюрьмах Новочеркасска и Ростова-на-Дону.
Между нами, по общению со мной Олега Александровича Варзина, тогдашним главой Волгодонского ИВС, и сейчас всё остаётся так же. Только "шубу" убрали...

1 комментарий:

  1. По полученной мной информации, "Лёня - Доллар" в настоящее время находится в федеральном розыске. Экс-начальник полиции Олег Вячеславович Варзин уже полковник в отставке, на пенсии.

    ОтветитьУдалить